Развлекательно-новостной портал "САМАРА"

Впервые слова «красный террор» в России услышали после 30 августа 1918 года, когда в Петрограде произошло покушение на председателя Совнаркома В.И. Ленина. Через несколько дней появилось официальное сообщение, что покушение организовала партия левых эсеров, а в вождя мирового пролетариата стреляла активистка этой партии Фанни Каплан. За кровь своего вождя партия большевиков ответила «красным террором».

    Вот что писал в то время в направляемой на места инструкции для губернских чекистов член коллегии ВЧК Мартин Лацис: «Мы не ведем борьбы против отдельных лиц. Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против советской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить – какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом и есть смысл и сущность красного террора».

    В свете проведения политики подавления врагов революции органы ЧК на местах получили широчайшие полномочия, каких в то время ни было ни у одной властной структуры. Любой человек по малейшему подозрению мог быть арестован и расстрелян чекистами, и никто при этом не имел права у них даже спросить, какое ему предъявляли обвинение и почему с ним так жестоко поступили.

    В стране сложилась уникальная ситуация, не имевшая аналогов в истории мировой юстиции, когда привлечь гражданина к ответственности и покарать его имели право сразу три (!) государственные структуры: народные суды, ревтрибуналы и подразделения Всероссийской Чрезвычайной комиссии.

    О масштабах внесудебной деятельности Самарской губЧК можно судить по отчетному докладу ее председателя Иоганна Бирна за период с октября 1918 года по конец января 1919 года. В этом документе, в частности, указывается, что после 9 октября 1918 года самарскими чекистами было заведено 1500 дел «по контрреволюционным фактам». К 28 января 1919 года следствие завершилось по 1100 делам, по которым числилось 409 арестованных. Из них в указанный период освободили 227 человек, зачислили за другими учреждениями (за ревтрибуналом, за особым отделом при реввоенсовете и так далее) 144 лица по 51 делу, и еще 14 человек расстреляли. Например, в Пугачевском уезде глава здешней ЧК Тимофей Бочкарев лично выносил внесудебные решения по контрреволюционным делам, и затем лично расстреливал приговоренных. В числе прочих он расстрелял и священника Хромоногова, который позволял себе публично возмущаться произволом, творившимся в стенах уездной чрезвычайной комиссии. Лишь после вмешательства комиссии губернской ЧК Бочкарев был освобожден от своей должности, но никакой другой ответственности он не понес.

    Что же касается большого количества освобожденных, то этот факт Бирн в своем докладе объяснял тем, что «среди них находилось много крестьян–бедняков, арестованных полукулацкими советами». После подведения итогов работы губЧК за прошедшие месяцы Бирн, осознавая долю своей вины в несанкционированных расстрелах, под предлогом «болезненного состояния, которое не разрешает мне работать», в конце января 1919 года обратился к новому председателю губисполкома А.П. Галактионову с заявлением об освобождении его от занимаемой должности. После удовлетворения его просьбы председателем Самарской губЧК был назначен М.Ф. Левитин.

    Лишь в начале 1919 года ВЦИК своим новым решением лишил ВЧК права самостоятельно выносить приговоры по расследуемым ею делам. С этого момента по решению Совнаркома данная функция была передана ревтрибуналам. В Самаре об этом стало известно 11 февраля 1919 года, когда из Москвы пришла телеграмма за подписью Дзержинского об отмене политики «красного террора». В тот же день решением губисполкома на посту председателя Самарского губернского ревтрибунала был утвержден В.П. Старцев, который до этого долгое время исполнял свою должность с приставкой «и.о.».