Развлекательно-новостной портал "САМАРА"

Первые громкие успехи Александра Вертинского относятся к 1913-1914 годам. Юноша, пытавшийся стать драматическим актером, пробовавший писать стихотворения и рассказы и даже печатавший свои литературные опыты в киевских газетах и журналах, вдруг начал выступать в концертах с песенками собственного сочинения и быстро прославился. Никто не думал тогда, что успех Вертинского окажется длительным. Но постепенно его песенки завоевывали все большую популярность. Настроения, которыми окрашены были «ариетки» Вертинского, оказывались созвучными настроениям его аудитории. Подлинной находкой молодого певца явилась необычная форма «ариетки»: маленькие песенки обладали сюжетной законченностью новеллы, сжато и выразительно рассказывали о судьбах сбившихся с пути девушек, о их ненадежных и случайных спутниках, о жестокости больших городов и неизбежности гибели.
      
Мотивы обреченности, покорности судьбе сливались с мечтами о какой-то иной, незнаемой, далекой и красивой жизни. Безрадостной и серой современности противопоставлялась пышная и многоцветная экзотика: «лиловые негры», попугаи, «плачущие по-французски», маленькие креольчики, роскошные яхты и «притоны Сан-Франциско» пленяли воображение слушателей. Пленяла их и манера Вертинского.

Он тогда выступал в костюме Пьеро, с набеленным лицом, резко подведенными бровями и умел быть одновременно и грустным, и ироничным, и мечтательным, и насмешливым. После Октября Вертинский эмигрировал. Это была трагическая ошибка, и очень скоро Вертинский ее осознал. Чувство отрешенности от Родины стало мучительным. Тоска по России, покинутой и недоступной, придали искусству Вертинского небывалую прежде силу, выразительность и глубину. Проникнутые ностальгией песни «Чужие города», «В степи молдаванской», «Молись, кунак» – едва ли не самые лучшие в обширном репертуаре Вертинского. Он превращал в песни стихи известных русских поэтов – А. Блока («Буйный ветер играет терновником», «В голубой далекой спаленке»), А. Ахматовой («Темнеет дорога приморского сада», «Сероглазый король»),   Г. Иванова («Над розовым морем вставала луна»), И. Анненского («Среди миров, в мерцании светил»), С. Есенина («В том краю, где желтая крапива»), охотно исполнял цыганские романсы («Дорогой длинною», «Ах, душа моя, мы с тобой не пара»). Что бы ни пел Вертинский, он оставался самим собой, не подчиняясь ни сильной индивидуальности избранного автора, ни традициям того или иного песенного жанра. В каждом из этих миров он находил свой уголок, свои темы, свои краски. Чаще всего он пел свои собственные песни – такие, как «Танго «Магнолия», «Прощальный ужин», «Мадам, уже падают листья». Он давал концерты в Париже и в Варшаве, в Нью-Йорке и в Шанхае. В годы Великой Отечественной войны он с гордостью и восхищением воспевал героизм советских солдат, а в 1943 году ему разрешено было вернуться на Родину. Пришло время новой славы Вертинского, время концертов в переполненных залах, нового удивительного знакомства с отечеством: нередко ему доводилось выступать в огромных городах, которых не было на карте в тот год, когда он покидал Россию. Новый мир, ранее ему неизвестный, восторженно принимал певца. По собственным словам, он ощутил себя «птицей, что устала петь в чужом краю и, вернувшись, вдруг узнала родину свою». Даже самых искушенных слушателей Вертинский восхищал законченностью отделки каждой песни, виртуозностью и элегантной лаконичностью ее интонационной и пластической партитуры. Ныне сохранился в записях только голос Вертинского, и навсегда исчезло его уникальное пластическое мастерство.
      
Голос теперь как бы отделился от фигуры артиста, высокой, гибкой, от его длинных выразительных рук, от его лица – надменного или нежного, саркастического или трагического. Сегодняшние слушатели должны будут поверить нам на слово, что вся внешняя форма выступлений Вертинского являла собой воплощение и своего рода квинтэссенцию артистичности, что он умел одним движением руки – резким и быстрым – вдруг показать всего человека, рукой «сыграть» гнев, презрение, гордость, покорность судьбе.
      
Но тем не менее искусство Вертинского живет и будет жить в модуляциях голоса – насмешливого или надменного, капризного или холодного, льющегося легко и плавно и вдруг переходящего в резко скандированный речитатив, то нежного, то ироничного, то простодушно-веселого, бравого, удалого, но всегда, неизменно блестяще отшлифованного, восхищающего высокой поэтичностью фразировки и почти неправдоподобной легкостью самых рискованных контрастов и переходов. В этом умении будто шутя играть сменой настроений, легко балансировать между кокетливой позой и естественностью осанки, между искусственностью манеры и подлинностью искусства – весь Вертинский, все обаяние его грациозного дара, сообщает Министерство культуры и молодежной политики Самарской области